Истории

Установка book

9 0 1364

18.09.2017АвторЛариса Гульцева

Небольшая комнатка: два кресла, столик, чай с лимоном, печенье с изюмом. Пожилой, почти столетний человек медленно цедит ароматный горячий напиток. Девушка – неистово налегает на углеводы. Это я и Даниил Александрович Гранин, петербургский писатель и сценарист, автор романов «Иду на грозу», «Мой лейтенант», документальной «Блокадной книги» и еще целой кучи прекрасных и пронзительных, но менее известных произведений. Говорим, конечно, о литературе. Я негодую:

- Даниил Александрович, ну как же так! У нас такое наследие, книги такие, имена – Пушкин, Достоевский, Толстой, Бродский, – а никто не читает. В школах – рано, а потом – не хочется. В метро сейчас едешь, у всех – шлак какой-то третьесортный в руках, который не то что читать – трогать-то нельзя!

Гранин – самый мудрый человек из всех, что я когда-либо встречала, один из немногих, кто в таком преклонном возрасте сохранил блестящую память и невероятную живость мысли. Он смотрит снисходительно, даже по-отечески как-то и вдруг мою пламенную речь не поддерживает. Улыбается мягко, располагающе, глаза светятся по-доброму, и вдруг говорит. Очень медленно, тяжело. Как всегда, уважительно, на вы (хотя я почти в 4 раза младше):

- Знаете, Лариса, в 90-е такое было – вообще читать перестали. Сейчас, когда опять начали – я рад. Лишь бы читали, тогда только есть надежда. И не важно - что. Главное – читают. Сначала читают, как вы говорите, шлак. Потом и к Достоевскому придут, и к Толстому, вы подождите.

http://bookbars.ru

Если откинуть на минутку всеобъемлющий интеллектуальный снобизм, думала я тогда, добрый Даниил Александрович, конечно, прав. Если у человека в руках какой-нибудь Сафарли Эльчин или Сара Джио, то еще можно работать. Достоевского вообще в легкую подсунуть: «А ты «Игрока» читала? Нет? Ой, что там баба творит, как мужиком крутит, закачаешься!» Или так: «Настя Барашкова, Настасья Филипповна, представляешь, из двух мужиков выбрать не может – мечется, один – бандит страстный, другой тихоня, но надежный! Читай, как с тебя ведь писано!» И ведь, скорее всего, прочтет. А если в руках – банка «отвертки», то тут как ни распинайся – надежды никакой.

Сейчас я больше склоняюсь к тому, что за свою почти столетнюю жизнь Гранин повидал столько недоумков, что просто на них подзабил: пусть читают, что хотят, лишь бы не «отвертка» в руках. Ибо ни разу не видела, чтобы человек переворачивал последнюю страницу книги Донцовой и радостно шел в книжный, купить «Миф о Сизифе» Камю или, предположим, «Тошноту» Сартра. Ну не бывает так. Путь от бульварного чтива к качественной литературе, мне представляется, примерно равен расстоянию от Земли до Солнца – преодолеть его способны единицы. И то лишь если по дороге встретится какой-нибудь заядлый космический пират, исколесивший бумажную вселенную вдоль и поперек.

Максимально возможный самостоятельный рост от какого-нибудь безыскусного ироничного детектива - до Дины Рубиной. Но и это – уже большое достижение. Там и до Улицкой рукой подать, а это уже – ого-го! Но «Даниэля Штайна», «Казус Кукоцкого» или «Зеленый шатер» еще осилить надо. А тут уж может быть как в старых – из тех же 90-х, – компьютерных играх: «Game over» и назад, на первый уровень. И барахтаться так можно десятилетиями, один пример известен.

В начале нулевых спрос на книги породил и предложение. Появилась целая россыпь всяческих графоманов из серии «Чукча не читатель, чукча писатель». Каждый упрямо изобретает велосипед, но без учета опыта предков выходит как-то не очень. То без педалей, то без руля, а то и вовсе без колес. Некоторых даже пожалеть хочется: «Приятель, открой, ради бога, Набокова. Там то же самое, только как поэтично, как красиво! Открой, почитай и не пиши больше, не твое это». В метро тоже частенько тянет заговорить. Иногда книжку такую кривобокую увидишь у кого-нибудь, так и хочется подойти, по рукам ударить и заклинать: «Брось каку!» Останавливает лишь мысль о том, что тогда в специализированном заведении для людей с проблемами мозга и развития окажусь я, а не он.

Среди разнообразия однодневок совремности, если приглядеться, затерялись и действительно хорошие книги.  

В первую очередь, конечно, нужно обратить внимание на книги Светланы Алексиевич. Прочесть «Время сэконд хэнд», «Цинковых мальчиков», «У войны не женское лицо». Этого автора то и дело пытаются обвинить в русофобии, да бог знает в чем еще, но по моему мнению, Алексиевич просто предельно честна, откровенна и наблюдательна. Как мне кажется, тут все дело в том, что неприглядная правда, которую она так беспристрастно, почти документально, рассказывает, очень многим колет глаза. Читать просто необходимо всем уже хотя бы за тем, чтобы составить собственное мнение – Нобелевская премия, врученная ей в позапрошлом году – честный приз прекрасному автору или очередная попытка запада пнуть сильную, натужно, но тщетно поднимающуюся с колен, Россию.

Не менее достоин всеобщего внимания и «Авиатор» Евгения Водолазкина. Говорят, в Америке этого замечательно владеющего словом автора называют «русским Маркесом», но я, если честно, особого сходства с колумбийским журналистом и писателем не нахожу. Вот что-то от Умберто Эко в «Авиаторе», бесспорно, есть. Например, то, что главный герой, как итальянский букинист из Солары, описанный в «Тайном пламени царицы Лоаны», просыпается беспамятным и пытается понять, кто он такой, методично записывая воспоминания, приходящие по крупицам, обрывочно, на первый взгляд даже бессвязно. Есть какая-то тонкая параллель и с «Островом накануне», ловкой литературной игрой, эдаким перевертышем «Робинзона Крузо» (попавший на дикий остров англичанин Даниэля Дефо мечтал увидеть в море спасительный корабль, герой Эко, оставшийся в одиночестве на намертво стоящей на якоре шхуне, напротив, – добраться до земли, которую – полоской – ежедневно видел вдали).

http://library.altspu.ru

У питерского интеллигента Иннокентия Платонова – свои острова, сразу несколько (некоторые – сегодняшние, но по большей части тоже – «вчерашние», из прошлого, тоже своего рода «острова накануне»), но суть – одиночество и не покидающее ощущение безжалостного, сильнейшего кораблекрушения – все та же. Есть здесь и легкая ностальгия, и, почти кружевом, невесомая печаль, и тонкая, ненавязчивая философия. Но главный смак романа Водолазкина – в деталях, из которых его авиатор без аэроплана создает ушедшую эпоху, оживляет, делает такой ощутимой и близкой. И мощнейшие художественные образы – холод и лед во всех его проявлениях (природном, физическом, физиологическом, метнальном), проходящая через весь роман фигурка Фемиды с оторванными весами, будто не способная больше справедливо оценивать масштаб преступления и серьезность причитающейся за него кары. Читаешь-наслаждаешься, кажется, от земли почти отрываешься и воспарить готов. И никакие крылья тебе для этого не нужны. Тем более, металлические. И в финале все-таки летишь, поднимаешься над землей, получивший вдруг какое-то очень простое, но кажущееся великим и надмирным знание, и даже катарсис вдруг ощущаешь, как называла его искусствовед Паола Волкова – изменение себя от осознания себя. Очень рекомендую читать осенью. Сидеть на скамейке в сквере или парке, смотреть на опавшие листья и представлять так точно обрисованный, холодный, с затянутым тучами небом, Петербург.

Или Александр Чудаков. «Ложится мгла на старые ступени». Многие литературоведы считают этот роман автобиографическим. Скорее всего, хотя бы частично, так оно и есть – настолько живы и филигранны образы и персонажи. Еще одна удивительная история ушедших эпох (читай: неподдельное свидетельство), да что там, целых поколений, множества людей, выхваченных, будто крупным планом из непостижимой, воистину неисповедимой российской истории. Чудаков превращает статистику – ссыльных, депортированных, раскулаченных – в живые человеческие трагедии (ну или комедии), кратко, но так емко описывает судьбы. Тонкий юмор (читая каждую страницу просто кожей ощущаешь лукавую улыбку автора), легкая грусть и невероятная сила. Получаешь весь спектр эмоций – иногда печально, порой – страшно, часто – невероятно смешно, потом вдруг обидно до слез. Если бы о том же написал кто-то другой, наверное, надолго забирало бы чувство кромешной безысходности. Но здесь – наоборот. Какая-то вдохновляющая, жизнеутверждающая мощь пробуждается внутри и дышится легче. Конечно, одно из главных достоинств романа – отношение филолога Чудакова к слову, которое для него – инструмент, призванный сохранить, передать будущим поколениям, богатство и красоту русского языка (фраза «велик и могуч» для этого автора – не простой звук).

Роман уже печатали, но в новом издании 2016 года – последние правки автора и его письма. Написанный с грустной иронией эпический рассказ о темноте (почти Ершалаимовской, Булгаковской, той, что пришла со Средиземного моря и накрыла ненавидимый прокуратором город), которая застилает, укрывает дороги, пути и следы некогда живших, если не появляется кто-то, кто перенесет их на бумагу, увековечит, ведь рукописи, как известно, не горят. Периодически кто-нибудь обязательно начинает говорить, что читать книги скоро перестанут, что скоро они никому не будут нужны. Чудаков в каждой главе доказывает: писать и читать не прекратят никогда, каждое его слово дает уверенность: и первое и второе человеку (да всему человечеству) просто необходимо, по-другому – никак, иначе – не выжить.

http://sorokagazeta.ru

Не без удовольствия можно почитать и иностранцев. К примеру, Росса Кинга. В прошлом году роман-расследование этого англичанина канадского происхождения, «Леонардо Да Винчи и «Тайная вечеря», перевели, наконец, на русский язык. Кажется, ну что еще можно нового нам о Да Винчи и главной работе всей его жизни открыть? Ведь столько уже сказано и написано, монументальное изображение последнего ужина Христа, сделанное в миланском монастыре Санта-Мария-делле-Грацие, миллиарды миллионов раз рассматривали под увеличительным стеклом, даже известнейший американский мистификатор Дэн Браун в своей фантасмагорийной манере по нему прошелся. Сколько существует версий, трактовок, научных и околонаучных исследований – не сосчитать.

Историк Кинг предлагает собственную версию. И весьма любопытную. Его роман – не просто реконструкция давно минувших событий. Почти детективная история, в которой в очередной раз внимательно рассматривается каждый сантиметр знаменитого произведения, каждый предмет на столе, позы и выражения лиц – становятся символами, понять их – приблизиться к разгадке тайны. Автор ловко воссоздает время, в которое «Вечеря» создавалась, подробно описывает политический, религиозный, культурный контекст и жизнь прославленного творца. Подобный роман написал о Микеланджело чешский писатель и журналист Карел Шульц, однако текст при всей его исторической точности вышел весьма тяжеловесным. Книга о Да Винчи - почти научный труд в художественной обработке (с огромной библиографией занимающей без малого 11 страниц), написана легко, увлекательно и доступна совершенно любому читателю. Рекомендую всем – и искусствоведам (возможно, у кого-то, как у меня, возникнет желание поспорить, и родится благодаря этому в голове целый сонм интересных мыслей), и людям, которые от живописи далеки (они поймут, как это увлекательно и захватывающе – разгадывать одну из одной загадки «Тайной вечери»). Да и вообще любого художественного произведения, написанного сотни лет назад.

http://canadianart.ca

Впрочем, за текстами, написанными для театра я слежу гораздо внимательнее, чем за выходом новых романов и повестей. Уже больше трех лет назад Иван Вырыпаев по заказу немецкого театра написал пьесу «Пьяные». К сожаленью, о ней знают пока только жители Москвы и Петербурга. В 2014 году на сценах сразу двух крупнейших театров двух столиц (МХТ и БДТ) прошли премьеры одноименных спектаклей. Сказать, что текст фееричен – ничего не сказать. По мне, так это – лучшее, что Вырыпаев написал. Поговаривают, он и сам того же мнения. Вначале пьеса будто разваливается на части: отдельные истории (каждая – со своим конфликтом), кажется, объединяет только то, что все действующие лица «очень сильно пьяны». Чтобы все собралось воедино, нужно обязательно дочитать до конца, тогда становится понятно: «Пьяные» – самая выстроенная, самая четкая, самая гармоничная из всех Вырыпаевских пьес. Не история об алкоголиках и не призыв к беспробудным возлияниям, несмотря на взятые эпиграфом строки Омара Хайяма. Лишь констатация грустного факта: сорвать лживые маски и оказаться честным с самим собой осмеливается лишь тот, кто «очень сильно пьян». Настоятельно рекомендую ознакомиться с этим потрясающим текстом всем – и поклонникам творчества иркутского парня с польской пропиской, и противникам, даже равнодушным. Всем, кроме, разве что, изнеженных «матофобов»: в тексте в изрядном количестве содержится смачная ненормативная лексика. Впрочем, описывать этот текст – бессмысленно. Его надо читать. Вот, для затравочки, один из моих любимых отрывков (надеюсь, православные не оскорбятся):

"Не ссать – вот главный месседж Господа. И не ныть! А взять себя … за жопу и выдернуть из всего этого интеллектуального, рационального дерьма, в котором мы все погрязли. Оторвите … свои задницы от этой сладкой … меланхолии, в которую вы влипли, как мухи в мед. Это все … чистой воды … это меланхолия. Любите, будьте сильными, изменяйте себя, и мир вокруг будет меняться, живите настолько честно, насколько можете и ничего не ссыте. Станьте такими, как я – говорит нам Господь. Станьте … такими крутыми, как Господь, который никогда не ссыт и не опускает руки, а день за днем продолжает строить этот мир, несмотря на все наше нытье и всю эту нашу … меланхолию, которая ни что иное, как онанизм. Хватит дрочить – говорит Господь, пора начать любить кого-то другого, кроме самого себя".

http://www.teatral-online.ru

Тем, кто не шокирован, не закрыл в ужасе интернет, не выдернул от греха подальше компьютерный шнур из вилки, и продолжает читать, самое время напомнить: не за горами объявление шорт-листа «Русского Букера», старейшей в России независимой литературной премии. В лонг-листе – 19 названий. Прогнозировать, кто попадет в короткий список, а тем более, победит, невозможно. Из всех российских премий «Букер» – самая непредсказуемая. За что на самом деле ее вручают (на минуточку, это полтора ляма), не знают, кажется, и сами организаторы. 

Ну например, если делать ставки на участников премии «Национальный бестселлер», то стоит обратить внимание на маргиналов от литературы, проигнорированных другими премиями. У Виктора Пелевина, который в этом году даже мимо лонг-листа букеровкого пролетел, уже есть шанс. И пока никакой надежды на «Большую книгу»: ее вручают самому обсуждаемому роману года. «Букер» в этом смысле – не скачки, а рулетка. Разгадать замысел жюри никакая логика не поможет, только магический шар или третий глаз.

Из лонг-листа мои знакомые выделяют романы Андрея Волоса «Должник», Анны Козловой «F20» и «Неизвестность» Андрея Слаповского.

Любопытно будет посмотреть версию букеровского жюри.

https://svopi.ru