Истории

Общага.Сочи.ру

10 0 1941

20.03.2017АвторНаталия Мюселимян

Алкоголик Толя был достопримечательностью нашей малосемейки. В свободное от принятия горячительных напитков время он был приличным гражданином, и честным трудом зарабатывал на жизнь своей семьи за рулем КАМАЗа. С виду тихий, серьезный, он преображался, когда случался запой - становился балагуром и весельчаком, покупал дворовым детям сладости и на общей кухне невинно приставал к соседкам. Те беззлобно над ним потешались и отмахивались кухонными тряпками, а то и сковородками. Жену Толя не боялся, но жутко страшился соседки Фани, которая по совместительству была комендантом общежития, а начальство он уважал.

К концу запоя Толя несколько терял форму и координацию движений, так что ему приходилось останавливаться,  посредством вытянутой руки и зажмуренного глаза "пристреливать" дорогу к дому, чтобы не промахнуться между коварно двоящимися объектами. А однажды он упал в лестничный пролет. И ничего. Встряхнул головой - и пошел в магазин. В другой раз Толя промахнулся этажом, и вместо своего четвертого, нечаянно забрел на пятый, но силы не рассчитал - и рухнул в тамбуре. Блондинка Снежана, молодая жена немолодого соседа-дальнобойщика, обнаружив его внимательно изучающим потолок, поинтересовалась: «Толя, что вы здесь лежите? Устали?» Толя вежливо промычал, собрался с силами - и сполз на свой этаж.

Свадьбу своего младшего сына Толик пропустил по этой же причине. Когда гости спрашивали, где отец жениха, Толина жена отшучивалась: «Толик на задании». Она была армянкой, воспитанной в терпеливости к мужским чудачествам и недостаткам.

Толя умер не от водки. Он бросил пить, когда у него обнаружилась опухоль головного мозга. Жена возила его по врачам и клиникам, но спасти мужа ей не удалось. Он ушел тихо, виновато глядя жене в глаза. И память о нем осталась тихая и бесстрастная.

История эта мне вспомнилась, когда я ездила по делам в наш бывший микрорайон Голубые дали, что в Адлере. Впрочем, их много, таких историй, грустных и трогательных, объединенных темой общежитского бытия, рассказывать можно часами. Мы уже давно переехали из нашей дружной малосемейки, но воспоминания нет-нет - да и нахлынут. К тому же часто встречаю давних знакомых, которые так и остались жить в семейных общежитиях.

Мои виртуальные знакомцы порой весело интересуются  милым топонимическим изыском - Голубые дали. Людям, юность которых была пропитана романтическими смыслами, трудно их понять. Когда в 1980 году наша семья получила здесь вожделенную комнату в новеньком, еще пахнущем краской семейном общежитии, в этом рабочем микрорайоне Адлера проживало примерно 12 тысяч человек. В основном, трудящихся местной промышленности - птицефабрики, рыбзавода, в быту ласково именуемых "птичкой" и рыбкой", завода ЖБИ и различных строительных организаций. По тем временам получить жилье в малосемейке считалось невероятной удачей, потому что микрорайон был молодым и перспективным. Правда, здесь не было почти никакой инфраструктуры, кроме магазина, почты и детсада. Мы прожили здесь 26 лет. Здесь родились и выросли наши дети. С Голубых далей мы провожали своего первенца в сибирские дали - в армию. Малосемейка в советском пространстве была неким аналогом советских коммуналок. За это время в них выросло целое поколение, и подрастает совсем юное.

Еще в советское время тут построили первые высотки. Мы были недовольны, потому что они закрывали нам вид на море. А на самом деле - просто завидовали тем счастливчикам, которые получили полноценные квартиры в современных домах.

  Прожив с десяток лет, жильцы малосемеек обзавелись внушительным домашним скарбом, который не помещался в 11-метровых комнатах и плавно перекочевывал в коридоры. Когда на нашем этаже случился пожар, и выгорела одна из соседских комнат, пожарные, шокированные захламленностью общего пространства, удивлялись, как мы все не сгорели.

Еще вспоминается, как мы вместе переживали постперестроечный кризис, когда по магазинам будто Мамай прошел, притом не один, а со всей своей ордой. Покупали вскладчину муку в мешках. Она была грязной, словно ее собрали прямо с пола мукомольного завода. Мы расстилали в коридоре простыни и просеивали муку через сита. Вспоминается, как занимали друг другу очереди: то за бочковым молоком, то за растительным маслом, которое тоже привозили в цистернах. Одинокий китаец, торговавший неподалеку кислотно-цветной мелочевкой, поинтересовался как-то, что мы покупаем, гремя бидончиками и стеклянными банками. «Масло» - отвечала ему я. «Масинное?» - с пристрастием допрашивал меня житель Поднебесной. «Нет, не машинное, растительное, картошку жарить», - пыталась ему растолковать. По глазам было видно, что не поверил.

В общежитских коридорах праздновали различные торжества, даже свадьбы. Просто, по-домашнему, от чего становились друг другу еще ближе. В эпоху борьбы с алкоголизмом праздничные застолья непременно прерывались внезапными рейдами дружинников на предмет контроля за исполнением указов партии и правительства. Обозрев безалкогольные напитки, они уходили разочарованные. Под стол, куда «зеленый змий» уползал в мгновение ока, завидев красные повязки, дружинники не заглядывали.

А как радовались, когда на болотистом пустыре возвели школу. Мечтали, чтобы и кинотеатр тоже построили. Но время изменилось так, что потребность в кинотеатрах как-то незаметно отпала. Раньше при въезде на Голубые дали висел большой щит с нарисованным на нем планом развития микрорайона. Проезжая мимо него, наверное, каждый житель мечтал о своем. Со временем стройка пошла в такой разнос, что сейчас этот план показался бы наивным детским рисунком.  

Здесь все очень изменилось. Появилась даже маленькая деревянная церквушка. А волей всеми ругаемого мэра города Пахомова, исчез грязный стихийный рынок, и за короткое время возник небольшой торговый центр с красивым сквериком. К Зимним играм сделали косметический ремонт фасадов домов, в том числе, и малосемеек. Только внутри семейных общежитий мало перемен, если не считать, что обладатели мизерных квадратных метров ухитрились превратить их в двухкомнатные квартиры, у кого такая возможность была. И есть в этом какая-то тоскливая безысходность, от которой не хочется задаваться вопросом, сознание ли определяет бытие или наоборот. У жизненной философии свои расклады.

Я мало что понимаю в жилищной экономике, но мне кажется очень странным, что в Сочи пустует множество жилых площадей, а на квартирной очереди люди стоят еще со времен позднего социализма. Бдительные журналисты и блогеры говорят, что некоторые из новостроек разрушаются. Конечно, дом без человека, что человек без души – не жизнеспособен. А застройка продолжается довольно агрессивно. На кого рассчитаны эти пустующие стеклобетонные небоскребы, если понятно, что купить в них квартиру среднестатистическому сочинцу недоступно? Какая выгода  строить, если нет перспективы получать с построенного здания стабильный доход?

В одной древней книге написано: «Предположим, кто-то из вас хочет строить башню. Разве он не сядет вначале и не подсчитает все расходы, чтобы знать, хватит ли ему денег для завершения строительства? Ведь если он заложит фундамент и будет не в состоянии закончить постройку, то все видящие это будут над ним смеяться: «Начал строить, а закончить не можешь». Я бы еще набралась смелости добавить: будут смеяться, что построил, а никто в твоей башне не живет, потому что ты жаден, и твой бизнес обречен.

В столице вознамерились сносить «хрущевки», чтобы расселить людей в более благоустроенное жилье. Обитателям сочинских малосемейных общежитий, которые прожили долгую жизнь в Сочи, и трудились на его благо,  не светит ничего. Кому интересна судьба маленького человека Большого Сочи?