Истории

31 декабря 1997 года я сидела в зале ожидания свердловского вокзала, уткнувшись носом в какую-то бульварную книжицу из репертуара Дарьи Донцовой. Нудным повествованием про Евлампию Романову убивала время до поезда. Пересадка в Свердловске целых пять часов. Накануне, 30–го декабря, выехала из Костромы, где в свои 17 лет была студенткой-второкурсницей Училища Культуры. Путь держала домой в Сургут, к маме и младшему брату. Оставаться в нелюдимой и нелюбимой Костроме не хотелось, семью не видела после летних каникул, отчаянно тосковала и решила ехать в Новый год, с расчетом боя курантов где-то в снегах под Тюменью, в плацкартном вагоне пассажирского поезда 321 «Свердловск-Нижневартовск».

- Девушка, ты куришь? – певучим басом спросила меня дама - полноватый колобок в дубленке и шапке-ушанке, надвинутой на лоб. Возраст определить на глаз было сложно, из-под шарфа до носа виднелись только глаза. На ЖД вокзале главной уральской станции топили экономно.

- Нет.

- Отлично.  Пригляди за моими сумками, я мигом - на перекур и обратно.

В декабре 1997 мы были доверчивы и добры, остаться с чужими сумками на вокзале считалось нормой. Сама свой чемодан регулярно оставляла  попутчикам, ни грамма не беспокоясь о его сохранности.

- Хорошо, согласилась я, осмотрев вверенную мне ручную кладь: огромную клетчатую сумку и баян, перевязанный шерстяным платком. Дама-колобок вернулась еще быстрее, чем я могла предположить. Мороз крепчал к минусу тридцати  и, сделав, как она выразилась, всего три тяги, ей пришлось прикатиться обратно в зал ожидания.

- Я Света, - снова басом протянула дама. 
Я хмыкнула в ответ: Знакомые нотки. Так обычно у нас в кульке хоровики тянули протяжно, все время ором и песнопениями. Как загорланят на перемене: «Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке», что все три этажа купеческого дома, где квартировала с середины 20 века наша культурная альма-матер, сотрясаются. А  во флигеле на четвертом - фортепьяно с мест съезжают, и аккордеоны с полок сваливаются.

- Кристина. Вы куда едете?
- В Нижневартовск, еще три часа до поезда. Пересадка у меня в столице Урала. - Домой спешу, к семье, после сданной сессии в Иваново. В Музыкальном училище учусь заочно, на дирижёрско-хоровом. Экзамен последний вчера был, не смогла раньше уехать. Будем с баяном Новый год в поезде встречать. А ты куда путь держишь?  И  давай на «ты», без  церемоний. Мне всего 24. – скороговоркой, педалируя окончания фраз,  да еще и с явным ивановским произношением, пропела Светлана. В Иваново говорят очень смешно: блЯны со смЯтаной, а смЯтана с пЯском.

- А я из Костромы. В Сургут. Наверно у нас один и тот же поезд. 321?
- Ага! Какой вагон у тебя?
- Второй.
- Ну, ничего себе, так мы вместе, Кристя, едем! Ты, я и мой баян – продолжила песню довольная Светка.
- Ага, вроде вместе. И еще, Свет, я тоже из наших. В Костромском Училище Культуры учусь, на хореографическом, очно, второй курс.
- Ой, да касатка моя. Ой, да рябина моя кудрявая. Новый год-то налаживается. Мы там, в 321-м так споем и спляшем, что век помнить нас будут. Вот это совпадение. Так, а что у тебя есть в арсенале праздника? 
- Из алкоголя, что ли? Только бутылка шампанского. Я не очень-то пью.
- Шампанское пойдет, но не о спиртном я, у меня с ним порядок. Пузырь рябиновой наливки. Ох, и крепкая. Но меня все равно не берет. Платье у тебя есть, нарядное?
- Платье?! Есть, конечно. Синее, под цвет морской волны, модный, говорят в этом году, с юбкой-клеш, а верх пайетками расшит. В любом девичьем списке чудесного Нового года – новое платье один из первых пунктов.

- Синее? Ну, вообще, улет. «А теперь ты нежная, королева снежная» - затянула Светка популярную тогда песню «Белого орла». «По белым плечам… по белым плечам» – с воровским акцентом, точь-в-точь копируя «Орла». - Так. Ты - идеальная Снегурочка. Ну-ка встань, шапку сними. Волосы до пояса белые, глаза голубые, фигурка танцовщицы. Да ты и есть танцовщица.

Как в фильме «Интердевочка», где эпизод с Лялей, Светка начала вокруг меня прохаживаться, присматриваться, оценивать 17-летнюю стать, прицыкивая и причмокивая.

-Эх, хороша Снегурочка – заключила она и безапелляционно провозгласила - А я буду Дедом Морозом. А че, халат бордовый махровый у меня есть, шапка-ушанка сойдет, а главное - баян. Дед Мороз, да еще и с баяном. Без бокала - нет вокала. Ха, все умрут, не встанут.

Кто эти все, я даже подумать побоялась, всецело полагаясь на Светкин опыт и авторитет.
- Порывшись в своей безразмерной торбе, она вытащила на свет видавший виды махровый застиранный халат, а мне скомандовала: 
- Так, голуба моя, доставай свое платье. Будем делать костюмы новогодние. Я скоро вернусь. Пока я переворачивала верх дном свой чемоданчик, где сверху лежали подарки маме и шестилетнему брату Семену, Светка куда-то исчезла. Появилась минут через десять с ворохом красной и синей мишуры.
- Мишура-то копейки уже стоит. Нитки и иголка, думаю, у тебя есть? Знаю я ваших, вечно трещите по швам.
Светка была кругом права. Нитки и иголки у меня были всегда, хореографы частенько ходили по училищу рваные, шитые – перешитые во всех частях своих гимнастических костюмах. Поэтому походный швейный набор был в наличии и сейчас, вместе с зубной щеткой и пастой. За полчаса мы справились, расшили наши костюмы Деда и его снежной внучки-красавицы первоклассной пышной мишурой.

Светка тут же скинула свою шубу и гарцевала по залу ожидания в своем уже нарядном халате и шапке-ушанке, также причудливо и ярко украшенной мишурой. Народ оглядывался, веселился. Светка вошла в раж и даже ринулась, было, к баяну. Но ее удалое рвение остановил мой умоляющий взгляд и, видимо, она поняла, что баян чреват неприятностями. С песнями мы можем на вокзале и остаться, или, чего доброго, загреметь куда-нибудь похлеще. Да и Дед Мороз вокзальный уже несколько раз проходил мимо нас, и косился недобро, что, мол, конкуренты - хлеб отбираете.

-Ладно, Снегурочка, доживем до поезда, – миролюбиво заключила Светка Мороз и уселась на свое место.

Через пару часов мы, отрепетировав различные новогодние поздравления, потянулись на перрон. Выпивать Светка решила, что рано, и на вокзале опасно, чему я сразу обрадовалась и горячо ее поддержала. Она раза три сгоняла за кофе в вокзальный буфет, и мы с упоением болтали про педагогов, сплетничали про понятные нам училищные темы и, конечно, говорили про любовь. Светка была счастливо замужем за зубным техником, имела трехгодовалого сына, и вовсю хвасталась своим счастливым статусом и зубами. Мне похвастаться было особо нечем, поэтому Светка щедро пообещала мне жениха в новогоднем поезде. Самого лучшего. Я представила этих вечно заспанных пропитых и прокуренных дяденек-проводников, и наотрез отказалась от такой перспективы встретить свою судьбу. Светка хитро прищурилась и молвила загадочно с тайным блеском в глазах, что еще посмотришь, чем вечер кончится. То ли еще будет.

Идеальный Новый год, в те мои прекрасные, Высоцкие 17 - не на Большом Каретном, а в любом месте, где близкие подружки, много молодых людей обоих полов, веселье, дискотека до упаду под «Крошку мою» дуэта «Руки вверх», или под «Ты бросил меня» в исполнении группы «Стрелки». Еще томные медляки, с понравившимся кавалером, под заунывное «Прощай, еще одна осталась ночь у нас с тобой» всероссийской плаксы страны, или под французскую «Аишу», которую мы, изучая в «кульке» язык Бальзака и Гюго, просто обожали. Но от такой встречи НГ я заведомо отказалась в пользу семьи, чтобы побыть в Сургуте с мамой как можно дольше. 
- Ой, девчонки. Вы к нам?! Девчонки! Вот это новогодний сюрприз. Так, прошу билеты, паспорта. Ага, Кристина Владимировна, 81 года рождения, едете в Сургут. Проходи красавица, с наступающим! Дальше, Светлана Сергеевна, 74—го, Нижневартовск. И вы к нам?!
– Девчонки, девчоночки, темные ночи - запел молодящийся бравый дяденька проводник, оценивая грудь из-за Светкиного баяна.
- Отойди, окаянный, а то под поезд сейчас затолкаю, прижала к ледяному вагону баяном его Светка. - Ишь, слюни, как у мерина сивого. Девок, что ли, красивых никогда не видел. Давай, лучше, показывай хоромы. И учти, у нас с Кристей по билетам места разные, но у тебя тут от силы человек десять пассажиров. Нам купе посередине, и чтобы рядом больше никого не селил. Как звать-то, проводник? Да не робей, не убью я тебя, инструмент жалко. Кормилец мой. 
-  Андрей я, Петрович, уважаемая Светлана Сергеевна, – проходите девушки, для вас лучшее купе плацкартного вагона, – снова повеселел проводник. 
- И чтобы белье было сухое, не дай тебе Бог, мокрое принести.

В конце 90-х белье в поездах выдавали не в пакетах, а комплект на руки. Простыни часто были, мало того, что отвратительного желтого цвета, но еще и влажными.
Светку после эпизода на перроне я зауважала еще больше. Поверила окончательно, что точно с ней не пропаду. А в вагон, тем временем, погрузились еще человек восемь. Все мужчины. По соседству с нами на верхнюю боковую, по билету без белья, завалился маленький мужичок с раскосыми глазами. Прямо в одежде. И с характерным запахом праздника.

-Ты кто? - угрожающе спросила его Светка. 

- Я Яша, хант я. Еду по вахте на буровую в Лянтор.

- Слышишь, хант Яша, собирай свои манатки и дуй в конец вагона. Ты когда мылся-то в последний раз?

От Яши, действительно несло, но больше перегаром. Хант от греха подальше ретировался. А мы тем временем поехали с Урала на малую родину, в Сибирь. Все мужики, наши попутчики тоже ехали по вахте на свои нефтяные буровые и газовые трубы. Добыча полезных ископаемых праздников не знала.

Проводник Петрович всех еще на перроне предупредил, чтобы к нам, до поры до времени, не лезли. Мужики попались смирные и, правда, нас не трогали, только минут через двадцать после отправления по вагону понесся аромат водки, соленых огурцов, сала и лука. Пассажиры-помбуры начинали заправляться к Новому году. Время было 20:00 по местному, 18:00 по Москве. Мы со Светкой еще на вокзале решили справлять московский Новый год обязательно.

- По составу пойдем в десять вечера. Давай и мы на дорожку хряпнем, моей рябиновой. Чего на сухую-то горланить? Потом переоденемся, баян наголо и вперед, на амбразуру, - огласила план дальнейших праздничных действий Светка. Я безропотно подчинилась, и мы на скорую руку накрыли наш первый в жизни поездной новогодний стол.
- Мне капельку.
- А я больше и не налью. - Светка микроскопически капнула наливки в мою кружку. - А мне  можно и до краев. Я же дедушка, а ты внученька. Ха-ха. Ну, с наступающим, танцорка ты моя золотая! Ура!

 И прочирикала: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла».
- Зимой и летом стройная, зеленая была. - грянул в ответ нестройный хор соседей. Помбуры решили подпеть. 
- Цыц! - огрызнулась Светка и кивнула мне – переодеваемся!

Мы быстро облачились в свой привокзальный хенд-мейд. Осталось дело за макияжем. Я тщательно наводила себе концертный мейкап, когда синие с блестками тени до бровей, а губы алые огнем горят. Светка помадой рисовала себе щеки, как у Марфушечки-душечки и серыми тенями убеляла свои виски с бровями. В момент, когда мы закончили с красотой, и оценивающие уставили друг на друга, пытаясь выяснить кто, в итоге, из нас «всех на свете милее, румянее и белее», мимо, за кипяточком к титану, ни о чем не подозревая, проходил хант Яша.

Хорошо, что Яша шел без кипятка. Увидев Светку Деда Мороза и меня Снегурочку, замер на месте, вытаращив глаза. От помбуров, которые уже доходили до нужной кондиции, и мечтали об общении с нами, но боялись сурового Светкиного нрава, Яшин столбняк не скрылся.

В секунду, без приглашения, они во главе с проводником Петровичем просунули свои любопытные, прокопчённые и местами обмороженные лица в наше купе, и тоже на мгновение застыли.
- Ай, девчонки, ай, молодца! Только - мы с вами! – с разбега догадался о наших намерениях отправиться в путешествие по составу, бывалый в новогодней смене Петрович.

- Нужны вы нам?! – презрительно фыркая, пыталась возразить Светка. - Кыш отсюда!
- Нужны. И даже очень! – проявил смекалку Петрович. - А кто вас охранять будет? Единственных девушек второго вагона?! Такую красоту нельзя в одиночку  отпускать. Тебя кто завтра встречает, Снегурочка? 
– Мама. А тебя, Мороз? 
– Муж. 
- Так что я маме и мужу скажу завтра, 1 января, когда они на вокзал придут? Если вдруг вы не вернетесь?! Решено, мы с мужиками будем пиратами. Вашей королевской свитой.

В конце своего неожиданного спича, Петрович, как немецкий посол в «Иване Васильевиче» еще и подобострастно поклонился и расшаркался, махнул несуществующей шляпой с пером, чем произвел настоящий фурор. 
- Аргумент! – решила Светка и торжественно закивала в знак согласия. 
– Полундра! - заорал Петрович.
- Тысяча чертей! - вторили ему помбуры, и вся свита вмиг исчезла в своих купе в поисках тельняшек, ремней, любых атрибутов морских разбойников. Один хант Яша остался с нами. Он плохо говорил по-русски и не понял значения слова «Полундра». 
- А ты, Яша будешь полицейским, - пожалела я Яшу. И распаковала для него приготовленный подарок для шестилетнего брата. Подарок, на мой взгляд, был великолепный - комплект курсанта из «Полицейской Академии» - фуражка с золотом, наручники и свисток. 
- Ты будешь первым входить в вагоны и оглушительно свистеть, - одобрила идею Светка. 
Яша благодарно принял набор, тут же напялил фуражку, прижал к груди наручники и свисток, а мы в этот момент впервые увидели, как сияет лицо настоящего ханта. Северным сиянием. 
- Дедушка Мороз, у тебя черный карандаш есть?- появился в проёме один из помбуров.
- У меня и помада красная есть, садись, губы накрашу - отшутилась Светка.
- Губы не надо, усы хочу. 
- Усы? Угу, ложи тогда голову на колени, я три дня назад зачет по театральному гриму сдала на пятерку.
Что тут началось! Вахтовики по очереди устраивались на пухлых Светкиных коленях, а она величественно наводила художественный грим. Вырисовывала усы, заклеенный пиратский глаз, чернила нефтяникам брови, наводила газовикам стрелки. Один из помбуров, у которого тельняшки не нашлось, оторвал в запале рукава от новой рубашки, для пущего сходства с морскими разбойниками. Петрович не остался в стороне и выдал всем по белоснежной наволочке, вместо пиратской банданы. Каждому на лбу Светка вывела черным карандашом эмблему - череп и кости.

Пираты получились такие, что можно было под Тюменью брать на абордаж поезд 322, мирно идущий навстречу нашей воинственной гоп-компании и быть уверенными в его полнейшей капитуляции.

За пять минут до выхода на сцену третьего вагона, Светка спохватилась. У Мороза нет мешка с подарками. Петрович притащил еще одну наволочку, кинул с нашего стола для веса палку ненарезанной впопыхах копченой колбасы, горсть конфет для детей и всучил Свете.

- Вот тебе мешок, а посоха, извини, нет.

Светка поправила на груди музыкального кормильца. И, осмотрев вверенное подразделение, решила отдать, как самому надежному боевому товарищу, мешок мне. Первым шел курсант Полицейской Академии хантыйской наружности со свитком, далее в строю были пираты с Петровичем, после них катился Дед Мороз с баяном, замыкала процессию вся из себя нарядная Снегурочка. Мы отправились покорять и поздравлять поезд «Свердловск – Нижневартовск». До вагона–ресторана оставалось семь выступлений.

Яша свистел, что есть мочи. Он умел свистеть лучше самого свистка. Коренной житель крайнего севера владел этим искусством в совершенстве. Народ выглядывал в проход и искренне радовался Яше. За Яшей вступали пираты. Пели они первый куплет про «Бяк и Бук» из «Бременских музыкантов», плясали, как умели. Дед Мороз и Снегурочка оставались в холодном тамбуре, ждали, когда позовут хором всем вагоном. Наш выход с баяном из-за тамбурной печки был фееричным.

Светка играла на баяне бравурный марш, здоровалась с пассажирами, если были дети, слушала их стихотворения, выдавала конфеты, а дальше все единым паровозным коллективом исполняли «родившуюся в лесу елочку» и усаживались за самый накрытый стол вагона. Пассажиры не скупились, наливали всем, а мне в мешок ссыпали какие-то закуски и сладости. Отпускали нас из вагона еле-еле, но Светка - наш Морозный генерал кричала: «Труба зовет!»,  и мы покорно шли в новый тамбур 321-го, пока в одном из вагонов не наткнулись, как выразилась Светка, на «Щелкунчика во плоти». Молодой человек был единственным пассажиром в вагоне. Для него мы исполнили только «Ёлочку».  190 ростом, косая сажень, красивый профиль, в солдатской форме.

- Таких еще в президентский полк берут! -  заметила вслух всезнайка Светка.

- А я только что оттуда. Из кремлевского полка, из армии еду. Отслужил, - скромно ответил ей Щелкунчик.
- У нас товар, у вас купец – начал, было, Петрович, оценив шансы Щелкунчика и Снегурочки. 
- Берем купца не глядя, будешь личным охранником Снегурочки, тем более ты в форме, – прищурившись, как на вокзале в Свердловске, снова все решила Светка.

Виктор, так звали Щелкунчика, не сопротивлялся, и уже в следующем вагоне он был в нашей компании на правах бывалого.

Вагон-ресторан мы обойти не могли, зашли в салун все разом, с музыкой. Нам предстала утопическая картина последних приготовлений к встрече Нового года элиты поезда дальнего следования. Нарядный начальник состава, проводницы в помаде «Дзинтарс» и серых пуловерах с горловиной из ангорки. Над столом колдовал лично шеф-повар ресторана. Все чин-чинарём. Ораву помбуров и размалеванных девиц к столу не ждали, взгляды кидали в нашу сторону далеко не дружелюбные. Ввалилось полтора десятка ряженых, и орут на все голоса. 
- Стоп,- свернула баян Светка. Повисла гнетущая пауза. - Кто начальник поезда? Вы?
- Ну, я – из-за стола тяжело поднялся мужчина немногим за пятьдесят.
- Дорогой начальник поезда, прекрасный человек! Я, как Дедушка Мороз, напоминаю, что через десять минут наступит новый  1998-ой год. Мы со Снегурочкой, пиратами, хантом Яшей и Щелкунчиком очень долго шли сюда и устали, Ик! Разреши нам, пожалуйста, скромно присесть за теми двумя-тремя свободными столиками, чтобы отметить главный праздник в году. У нас все с собой. Снегурочка, покажи мешок. (В пути он наполнился дарами хлебосольных пассажиров до краев). До второго вагона мы уже вряд доберемся целыми и невредимыми, и придется нам встречать Новый год в тамбуре. А я тебе, касатик, сейчас спою.

И, не дождавшись ответа начальника, Светка вскинула баян, заиграв что-то про БАМ и про комсомольскую путевку. Начальник уже был хорошо в градусе, а с песней Светка, наш психолог-Дед Мороз, попала в яблочко. Он цыкнул на пытавшихся что-то возразить проводниц-профурсеток, и начал извлекать из  тучного тела тоненьким голоском слова песни своей молодости.  Петрович тоже проникся, и кто-то из пиратов подхватил, закончили они сводным хором РЖД и нефтяников в полную мощь, когда кто-то из проводниц пропищал:

- Скорее, берите бокалы, через минуту полночь.

Опять все смешалось в 321. Лилось шампанское рекой, проводницы обнимались и целовались с пиратами. Петрович, начальник поезда и Дед Мороз лобзали щеки и лбы друг другу, а директор вагона-ресторана драл голосовые связки криками: «С Новым годом! С Новым счастьем!» Щелкунчик смотрел влюбленными глазами на Снегурочку, она отвечала ему взаимностью и тоже волновалась. Под стук колес чудесным образом наступил дефолтный 1998.

Потом все дергались в конвульсиях до утра, под Черникову с «Одиноким волком», томительно танцевали  парами под Буланову и оголтело давали гопака с Кадышевой и ее «Золотым кольцом». Вагон-ресторан ходил ходуном от плясок пиратов в обнимку с профурсетками, прямо на столах, начальник поезда шел по ряду вприсядку, Дед Мороз полными ножками отмачивал канкан с хантом Яшей, Снегурочка и Щелкунчик держались за руки, безуспешно пытались ускользнуть целоваться в тамбур, и тоже веселились до упаду. Если перемотать пленку назад, то подобное безудержное массовое веселье я видела впоследствии только один  раз на большой белорусской свадьбе своего брата в городе Лида. Новый, 1998 мы встречали словно последний.
К шести утра мы как-то добрались до родного второго вагона. Светка всю ночь пила ведрами все, что горит. Но не пьянела, сытно закусывала, поэтому строго блюла себя замужнюю и Снегурочку заодно. В девять нас уже будил начальник поезда и, приняв командование на себя, в силу разобранного состояния Светки, вел весь пассажирский состав второго на куриный бульон в ресторан.

1 января мы пели. Под Светкин баян. Светка могла сбацать даже «Металлику», ее слушали. Однако, «Виновата, ли я» и «Напилася я пьяна» были главными хитами этого утренника на убегающих рельсах. 
В пять вечера, по расписанию прибыли в Сургут. Мама встречала красавицу-умницу дочь. Дочь, красавица-умница вышла со всей поездной дивизией. На узловой станции состав стоял сорок минут. И все сорок минут 321-й прощался со своей Снегурочкой. Маму с ходу увлекли в хоровод на перроне, вручили полную наволочку со снедью. Она пыталась сначала держать лицо, отказываться, но потом под Светкины уговоры и причитания, какая замечательная у нее дочь, выпила сто граммов, закусила бутербродом с икрой, которой ей на подносе лично вынес шеф-повар, из неприкосновенных запасов вагона-ресторана.

Мама  тоже быстро заголосила со Светкой и всей компанией «Напилася я пьяна». Весь в чувствах, начальник поезда притащил свой вымпел с бахромой «Лучшему путейцу 1992 года» и торжественно вручил его благодарной маме за прекрасную дочь. Кто-то из проводников сгонял за ручкой, 92-ой исправили на 98-ой. Под угрожающий свиток машиниста нас пытались умыкнуть обратно в вагон, но тут уже Щелкунчик проявил твёрдость и отбил нас с мамой из лапищ начальника. Поезд тронулся под «Прощание Славянки». Я, Щелкунчик, Светка и Яша утирали слезы. 

P.S. Щелкунчиком после долго переписывались, он жил в Мегионе. Но, как водится, сердце красавицы…и расстояния. Имена, даты и события не изменены. А рецепт счастливого Нового года – пару костюмов, и поезд дальнего следования 31 декабря. Торопитесь. С Новым, 2017-м!